Нужно разобраться со сведениями об убийствах в детских учреждениях https://dzen.ru/media/id/6071a763a6719211c8117275/nujno-razobratsia-so-svedeniiami-ob-ubiistvah-v-detskih-uchrejdeniiah-64b53214b1312c51836caa98 Автобиографическая повесть Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая» была опубликована в 1987 году, а экранизирована - в 1989. Действие происходит в 1944 году, через считанные месяцы после депортации чеченцев и ингушей. Братья-близнецы Колька и Сашка Кузьмины («Кузьмёныши»), росшие в детском доме подмосковного Томилина, решают присоединиться к трудовой колонии, отправленной на заселение освободившихся после депортации кавказских земель. Прибыв в Чечню, колония обустраивается в свободном здании, пытается начать трудовую, хозяйственную и учебную жизнь. Их держат в страхе неведомые и вездесущие бандиты. Колония дважды подвергается нападению: один раз был поджог и нападение на воспитательницу, другой — взрыв машины и обстрел. В 1991 году "Лентелефильм (не путайте с "Ленфильмом") выпустил трилогию про Колыму. Вторая часть называется "Лицом к лицу" https://www.youtube.com/watch?v=ahhq62FQWW0 Она же была процитирована по адресу: https://www.kolymastory.ru/glavnaya/eho-dalstroya/elgen-detskoe-kladbishhe/ Привожу дословно: «Я родилась в лагерной больнице 2 августа 1941 года. Мама была осуждена, отбывала наказание. Нас, видимо, определили в детский дом с ясельного возраста… Вот я помню небо – на улицах были стеллажи, мы там лежали. Ну это вроде прогулки, что ли… Рожать в то время, тем более,в таких условиях было рискованно, какая бы любовь ни была… Я спрашивала маму : «Зачем ты меня родила?» Она ответила: « В надежде на освобождение. Действовал указ об освобождении этих женщин»…. Действительно, их освобождали. Но моей маме этот фокус не прошел: война началась 22 июня (я родилась 2 августа). Этот указ отменили, она осталась при своих интересах. Лагерь я не помню. Но для меня, что детский дом, что лагерь – одно и тоже, потому что у нас тоже зона была. Мы выходили гулять и видели: забор, колючая проволока, вышки с конвоирами. Мне было три года, когда я познакомилась с мамой. Это было первое свидание, которое ей разрешили со мной. Меня избили и я спряталась под кровать. Меня не могли оттуда вытащить – мы знали, если тебя хотят выудить, то ждет наказание. Я не соглашалась, в конце концов удалось меня оттуда вытащить и вот, меня упирающуюся ведут «к маме». Подводят к окну, а там лицо. Его трудно рассмотреть – стекло заиндевелое. Она кричит и рыдает: «Дочечка, я твоя мама». Я ей: «Тётечка, забери меня отсюда, меня здесь бьют!». Она мне: «Меня не пускают к тебе, но я обязательно к тебе приду»… Господи, в моем детстве не игры запомнились, не игрушки, а комната - стульчики в ряд, радиотарелка, и мы – под ней. Мы знали всю информацию с фронта. Если немцы захватывали какой-то город, значит и у нас обстановка менялась – очень мрачно было. Если где-то победа, освобождали город, у нас был праздник – могут покормить. А так мы вечно голодные, всегда заглядывали и ждали еду. С нами никто не занимался, мы были как несчастный балласт, который шел этапом за своими родителями. Куда мамок перебрасывали, туда и нас. Погрузят на машину, крытую брезентом нас с кульками нашими и – в путь… В любую погоду…Тогда на Колыме было намного холоднее. Нас закутывали, сажали на скамеечки… Кто доезжал, кто не доезжал. Нас замерзшими кульками снимали, если кто выживал, то в больницы попадал… Мое нахождение в детском доме оно так и получается: умирание – возрождение – умирание – возрождение… …Всегда подчеркивали, что мы уб... Мы знали, что мы неполноценные дети, дети врагов народа… Мы не дружили между собой. У нас царила обстановка разобщенности: дай бог, найти свой уголок, спрятаться и чтобы тебя никто не бил. У меня дружок был, Миша… До сих пор не могу без слез вспоминать. Хороший, добрый мальчик, инвалид… У него пальчики все покореженные были. И его вечно все шпыняли и обижали. Он всех прощал. Погиб на моих глазах… Вся система нашего воспитания была направлена на уничтожение нас. Например, купание. На раскаленную плиту ставили ванна, нас выстраивали… То ли это был какой-то отбор, то ли в назидание непослушных… Мы с ужасом смотрели как купали. Одного выкупали, красного и сваренного – унесли. Ребенок сначала орет истошно, потом затихает…Второй, третий… Дошла очередь до Миши. Дети поняли, что что-то не то. Я вцепилась в воспитательницу: не трогайте его!!! Он орет, его несут к плите и меня отдирают… Мишу выкупали, орал – орал, затих. Его унесли. И меня вслед за ним. В ванну сажают, я ору, как поросенок. Чувствую: подо мной раскаленное что-то и… потеряла сознание. Меня вареную доставили в больницу, выходили после такого купания. А Мишу больше никто не видел. Вот такой у меня был маленький косолапенький, уродливый дружок»… Получается, что "гласность" крепчала с 1985 до 1991 года, а компетентные органы то ли не могли, то ли не хотели перепроверять изложенные факты. Таким образом, для борьбы с фальсификацией истории следователи, учёные, журналисты и писатели должны разобраться со сведениями о гибели детей.